Личный блог об искусственном интеллекте
Личный блог об ИИ Не является СМИ Мнение автора, обновляется

Нужен ли Узбекистану свой искусственный интеллект?

2025-09-13 3589
Все выводы ниже — личное мнение автора. Тезисы могут обновляться: индустрия ИИ меняется каждую неделю, и позиции корректируются по мере появления новых данных.
Обложка статьи «Нужен ли Узбекистану свой искусственный интеллект?»
нажмите для связи с автором

Нужен ли Узбекистану свой искусственный интеллект?

Введение

Искусственный интеллект (ИИ) стремительно превращается в ключевой фактор развития мировой экономики и общества. Ведущие державы – от США до Китая – инвестируют миллиарды долларов в разработку мощных моделей ИИ, понимая их стратегическое значение. На этом фоне все более актуальным становится вопрос: должен ли и Узбекистан развивать собственный национальный ИИ? Речь идет не только о современных чат-ботах и нейросетях, но и о более широком потенциале ИИ – от обработки данных на узбекском языке до применения алгоритмов в решении насущных проблем страны. В данной статье мы, опираясь на фактические данные и экспертные мнения, всесторонне рассмотрим этот вопрос. Мы проанализируем глобальную гонку ИИ и понятие цифрового суверенитета, изучим планы самого Узбекистана в этой сфере, взвесим преимущества собственного ИИ для страны и вызовы, с которыми предстоит столкнуться. Отдельно рассмотрим риски полной зависимости от иностранных ИИ и возможные альтернативные подходы. Наконец, затронем роль человеческого фактора и культуры в эпоху тотальной интеграции ИИ, ведь парадоксальным образом, чем сильнее проникают технологии, тем выше ценится то, что создано человеком с душой. [5]

Глобальная гонка ИИ и цифровой суверенитет

Сегодня развитие искусственного интеллекта превратилось в своего рода глобальную гонку. Многие правительства провозглашают целью достижение технологического суверенитета в сфере ИИ – стремятся создать свой аналог ChatGPT и обезопасить себя от внешней зависимости. Стимулом служат как экономические выгоды, так и соображения национальной безопасности. Однако на практике полная «автономия» в ИИ оказывается мифом. Инфраструктура и экосистема ИИ контролируются горсткой крупных компаний из США и Китая. Самые продвинутые графические процессоры (GPU) для обучения нейросетей производятся несколькими фирмами (например, NVIDIA в США), облачные сервисы и большие языковые модели (LLM) тоже принадлежат техногигантам. В итоге страны, даже пытаясь развивать суверенный ИИ, зачастую вынуждены сотрудничать с этими иностранными игроками, рискуя просто попасть в новую зависимость от их технологий. [29]

Так, компании вроде NVIDIA и Microsoft предлагают «суверенитет как услугу» – заключают сделки на поставку оборудования, облака и моделей для отдельных государств. Примеры включают соглашения NVIDIA с Таиландом, Вьетнамом, ОАЭ и др., а Microsoft – с ОАЭ по размещению локальной облачной инфраструктуры. С одной стороны, такие партнёрства сулят быстрый прогресс («готовый» ИИ под ключ), с другой – навязывают долгосрочные зависимости от иностранного железа, программного обеспечения и обновлений. Эксперты предостерегают: создание полного технологического стека ИИ – от своих чипов до своих моделей – невероятно дорого и под силу лишь немногим странам. Даже потратив сотни миллиардов, невозможно полностью устранить внешние уязвимости, поскольку критические компоненты все равно контролируются за рубежом. [5]

Тем не менее, стремление к цифровому суверенитету оправдано. В условиях геополитической напряженности зависимость в области ИИ может обернуться рисками: от ограничений на экспорт технологий до навязывания чужих стандартов и ценностей через программные продукты. Поэтому многие государства стараются найти баланс – сфокусироваться на ключевых для себя аспектах ИИ, таких как национальные данные и кадры, при этом умно интегрируя лучшие доступные внешние решения. Для небольших и средних стран это означает: возможно, не строить свой GPT-4 с нуля, но развивать компетенции в применении ИИ, адаптировать открытые модели под свои нужды и обеспечивать присутствие родного языка и культуры в глобальных нейросетях. [30]

Стратегия Узбекистана в сфере ИИ

Узбекистан в последние годы явно обозначил свои амбиции присоединиться к мировому технологическому тренду. В 2024 году в стране была утверждена Стратегия развития технологий ИИ до 2030 года. Эта программа ставит конкретные цели: довести объем разработки ПО и сервисов на основе ИИ до $1,5 млрд, создать не менее 10 специализированных научных лабораторий по ИИ и развернуть высокопроизводительную серверную инфраструктуру для работы с большими данными. Кроме того, ориентиром провозглашен выход Узбекистана к 2030 году в топ-50 стран по индексу готовности правительства к ИИ (Government AI Readiness Index). [2]

Особое внимание уделяется развитию человеческого капитала. Совместно с ОАЭ запускается масштабная программа обучения – планируется подготовить 1 миллион разработчиков в сфере ИИ. Хотя цифра в миллион выглядит очень амбициозно, сам факт такого сотрудничества говорит о понимании острой нехватки специалистов и стремлении ее преодолеть. (Проблема дефицита кадров будет рассмотрена ниже отдельно.) Уже реализовано свыше 20 пилотных проектов с применением ИИ внутри страны. Среди них – система PalmPay для оплаты по отпечатку ладони в метро, цифровые идентификаторы MyID и FaceID в мобильных приложениях, чат-боты-помощники на портале электронного правительства и в Налоговом комитете, а также юридическая платформа LexAI. С 2025 года в Узбекистане внедрена новая система акселерации и венчурного финансирования стартапов в сфере ИИ, чтобы стимулировать инновации. [20]

Самым же знаковым шагом стало начало разработки национальной языковой модели ИИ. В августе 2025 года сообщалось, что по поручению президента запущен проект создания первой крупной узбекоязычной нейросети. Цели проекта подчёркиваются предельно ясно: укрепление цифрового суверенитета страны, сохранение культурной самобытности и продвижение ИИ-решений во всех секторах – от медицины до образования. Для обучения модели начался сбор масштабных данных на узбекском языке: литературные и аналитические тексты, оцифрованные изображения, а также обезличенные медицинские данные (снимки МРТ, КТ и пр.). Эти данные сначала агрегируются “сырыми”, затем будут размечены экспертами для создания качественных датасетов. [14]

Проект национального ИИ официально интегрирован в ранее упомянутую стратегию до 2030 года и подкреплен поддержкой на высоком уровне – курируют Министерство цифровых технологий и Администрация Президента. Инфраструктура также развивается: в 2024 году для первых проектов задействован небольшой кластер GPU, а к 2026 году запланирован ввод большого вычислительного кластера, способного параллельно поддерживать до 100 проектов на основе ИИ. Иначе говоря, страна планирует обзавестись собственными «мозгами» и «мышцами» для ИИ – как данными, так и вычислительными мощностями. [9]

Почему это важно? Представители проекта объясняют: глобальные модели вроде ChatGPT знают об Узбекистане крайне мало и могут искаженно представлять факты. Например, образ великого полководца Амир Темура может подаваться нейросетью противоречиво – в одних источниках как героя, в других как злодея. Национальная модель позволит заложить в ИИ корректные знания с позиции узбекской истории и ценностей. Аналогично, генеративные алгоритмы изображений при запросе об «узбекском человеке» часто выдавали стереотипные картинки – условно, «бородатый мужчина в тюбетейке» или «женщина в парандже». Причина – недостаток визуальных данных об истинном многообразии облика и жизни узбекистанцев в обучающих выборках. Формируя собственный датасет, Узбекистан стремится устранить эти перекосы: собрать фотографии, отражающие реальное разнообразие людей в регионах страны, разные стили одежды, современный быт. Это позволит ИИ-инструментам (например, генераторам изображений) выдавать более точные и уважительные результаты относительно узбекской культуры. [8]

Кроме культурно-языковой компоненты, национальная модель нацелена стать универсальным инструментом для разных отраслей. По замыслу, она сможет выполнять машинный перевод и распознавание речи на узбекском, генерировать тексты (от медицинских протоколов до сценариев для колл-центров), помогать клиентам банков и т.д.. Предполагается, что единый мощный ИИ ядро будет адаптироваться под конкретные задачи – будь то диагностика заболеваний по снимкам или автоматизация услуг. Причем государство хочет сделать эту платформу доступной для бизнеса: создается инфраструктура, которая снизит стоимость внедрения ИИ для локальных компаний. В отличие от аренды иностранных облачных серверов за $10–20 тыс. в месяц, вычисления внутри страны через национальный дата-центр обойдутся дешевле благодаря внутреннему трафику TAS-IX и отсутствию зарубежных наценок. Это особенно выгодно стартапам и малому бизнесу, для которых цена облачных вычислений часто является барьером.

Наконец, важнейший аргумент – обработка конфиденциальной информации. С развитием собственного ИИ государственные органы смогут анализировать данные (например, персональные или связанные с безопасностью) на внутренних серверах, не опасаясь утечки за рубеж. Зависимость от внешних сервисов снизится, а взаимодействие граждан с ИИ на родном языке будет только ускорять совершенствование модели. По словам инициаторов, таким образом Узбекистан не просто догоняет тренды, а закладывает фундамент независимой и устойчивой позиции на глобальном рынке ИИ, исходя из национальных интересов. Примечательно, что аналогичные проекты по созданию локальных языковых моделей стартовали и в соседних странах – Казахстане и Таджикистане, что говорит о региональной тенденции.

Подводя итог разделу: Узбекистан уже ответил на вопрос, нужен ли ему свой ИИ, утвердительно – по крайней мере на уровне государственной стратегии. Впереди стоит нелегкая реализация этих планов. Чтобы понять масштаб задач, рассмотрим, какие преимущества может дать национальный ИИ и с какими препятствиями придется столкнуться.

Возможности и преимущества национального ИИ для Узбекистана

Развитие собственного искусственного интеллекта – ресурсоемкое начинание, но оно сулит ряд важных выгод, особенно в контексте узбекских реалий. Ниже перечислены ключевые аргументы в пользу национального ИИ:

Цифровой суверенитет и безопасность данных. Собственные ИИ-системы позволят Узбекистану контролировать критически важные данные и алгоритмы. В эпоху, когда данные – новая нефть, их хранение и обработка внутри страны снижает риски несанкционированного доступа извне. Например, государственные учреждения, банки, медицинские организации смогут пользоваться возможностями ИИ, не передавая чувствительную информацию в чужие облака. Как отмечают разработчики, локальная модель ИИ необходима для работы с конфиденциальной информацией госорганов – это уменьшает зависимость от внешних сервис-провайдеров. Кроме того, собственные алгоритмы будут подчиняться узбекскому законодательству и этическим нормам, а не правилам иностранной корпорации или государства.

Сохранение языка и культурной идентичности. Национальный ИИ, обученный на узбекском языке и местных данных, станет своего рода цифровым хранителем культуры. Он будет знать исторических героев Узбекистана, понимать контекст традиций, пословиц, образов, присущих народу. Это поможет избежать ситуаций, когда глобальный ИИ «не понимает» локальную специфику или, хуже того, искажает ее. С помощью локальной модели можно скорректировать пробелы и ошибки мировых систем относительно Узбекистана, дав ИИ «знания, выверенные с узбекской точки зрения». Фактически это способ заявить о своей голосовой и культурной независимости в цифровом пространстве, где доминируют большие языки.

Развитие узбекского языка в цифровой среде. Сегодня обилие информации в интернете на английском, китайском, русском приводит к тому, что многие языковые модели хуже владеют узбекским, просто потому что на нем доступно меньше данных. Действительно, еще недавно в сети было крайне мало материалов на узбекском, хотя ситуация улучшается. Например, в Википедии на узбекском языке к 2022 году насчитывалось лишь ~140 тысяч статей, но благодаря волонтерским марафонам и поддержке государства число статей выросло до 240 тысяч к 2023 году. Президент Шавкат Мирзиёев даже выделил 10 млрд сумов (более $800 тыс.) на увеличение контента об Узбекистане в Википедии, а авторов активно стимулируют премиями. Эти усилия по оцифровке знаний на узбекском крайне важны. Чем больше текстов, книг, исследований будет доступно на родном языке, тем лучше нейросети (как свои, так и зарубежные) смогут понимать и генерировать узбекскую речь. В перспективе это ведет к включению узбекского во все новые технологии. К примеру, уже появляются портативные переводчики в реальном времени – наушники и приложения, позволяющие собеседникам говорить каждый на своем языке, а устройство мгновенно переводит. Естественно, такие системы поддерживают прежде всего крупные языки. Если обеспечить наличие больших корпусов узбекской речи и текста для обучения моделей, то и узбекский язык войдет в перечень полноценно поддерживаемых. Это даст огромный плюс гражданам: путешествуя или работая, они смогут общаться через ИИ-переводчиков, не переходя на чужой язык, что особенно ценно для людей, плохо знающих иностранные языки. Кроме того, подрастающее поколение получит легкий доступ к мировым знаниям на родном языке – ведь ИИ сможет переводить научные материалы, книги, фильмы на узбекский, сократив языковой барьер. Таким образом, развитие узбекского сегмента данных – это вклад не только в национальный проект ИИ, но и в глобальное многоязычие (уникальная история и культура Узбекистана станет доступнее всему миру).

Применение ИИ для решения локальных проблем. Собственные компетенции в области ИИ позволят эффективнее использовать эти технологии там, где они наиболее нужны стране. В Узбекистане, как известно, остро стоит проблема рационального использования воды и энергии – частично из-за климатических условий, частично из-за устаревших методов. Здесь ИИ может принести реальную пользу. Например, уже реализуется проект с использованием искусственного интеллекта и ГИС (геоинформационных систем) для мониторинга сельскохозяйственного водопотребления. Спутниковые снимки и AI-алгоритмы в режиме реального времени оценивают, сколько воды расходуется на каждом поле, выявляют зоны дефицита влаги и помогают оптимизировать графики орошения. Благодаря этому в некоторых районах удалось значительно снизить потери воды и повысить урожайность. Учитывая, что по оценкам международных организаций Узбекистан к 2040 году окажется в числе 33 стран с крайне высоким дефицитом воды, внедрение подобных AI-систем управления водными ресурсами – вопрос выживания. Национальные кадры и технологии ИИ помогут развивать и поддерживать такие решения, адаптированные под местные условия (климат, инфраструктуру, агропрактики). Аналогично, ИИ можно применять для прогнозирования энергопотребления и распределения нагрузки в энергосетях, для оптимизации транспортных потоков в городах, для мониторинга экологии и т.д. Наличие своих специалистов и платформ позволит не зависеть от импортных продуктов, а строить решения «заточенные» под конкретные задачи страны – будь то борьба с засухой, землетрясениями или коррупцией.

Экономический рост и новые рынки. Инвестиции в ИИ могут окупиться за счет роста производительности и появления новых индустрий. Согласно стратегии, к 2030 году ожидается, что сектор ИИ-софта и услуг принесет экономике $1,1–1,5 млрд. Автоматизация рутинных процессов позволит бизнесу экономить ресурсы, а государству – улучшать качество услуг (например, автоматический перевод документов, обработка обращений граждан через чат-ботов и пр.). Узбекистан с его молодым и относительно образованным населением может стремиться стать ИТ-хабом Центральной Азии. Правительством провозглашена цель превратить страну к 2030 году в региональный центр IT, и прогресс в сфере ИИ – важная составляющая этой амбиции. Привлечение зарубежных инвестиций в высокотехнологичные проекты, развитие экспорта услуг (например, аутсорс разработки ИИ-приложений или аналитики данных) способны диверсифицировать экономику. Узбекистан уже добился успехов в привлечении крупных датацентров: иностранные компании готовы вкладывать миллиарды евро в создание современных центров обработки данных на территории республики. Эти дата-центры, работая на солнечной и ветровой энергии, рассчитаны под самые ресурсоемкие ИИ-задачи. Таким образом, развивается новая отрасль – “зеленая” вычислительная инфраструктура, которая не только обслуживает внутренние нужды, но и может предоставлять услуги соседним странам. Все это формирует рабочие места для квалифицированных специалистов, стимулирует образование и удерживает талантливую молодежь в стране.

Снижение рисков внешней информационной экспансии. Контролируя свои ИИ-платформы, государство может лучше противостоять возможным попыткам манипуляции общественным мнением через цифровые каналы. В последние годы много говорится о том, как алгоритмы рекомендательных систем и боты могут влиять на выборы, распространять дезинформацию, подогревать социальную напряженность. Если жители Узбекистана будут массово использовать только зарубежные ИИ-сервисы (например, иностранных голосовых ассистентов, новостных агрегаторов на базе ИИ), существует теоретический риск внешнего влияния на информационное поле страны. Это не означает наличие злого умысла со стороны разработчиков, но алгоритмы, обученные на данных других стран, могут транслировать чужие нарративы или упущения. Национальные же модели можно обучить с учетом локальной повестки, официальных языков (узбекского, русского, каракалпакского), исторических контекстов – словом, сделать их более чуткими к реалиям Узбекистана. В результате население, получая информацию или советы от таких ИИ, с меньшей вероятностью подвергнется искажению картины мира. Это своего рода цифровой щит для защиты информационного суверенитета.

В совокупности, эти пункты рисуют убедительную картину потенциальных плюсов от развития собственного искусственного интеллекта в Узбекистане. Однако на пути к реализации этой визии стоят серьезные препятствия – технические, кадровые, финансовые. Рассмотрим основные вызовы, которые необходимо учесть.

Проблемы и вызовы на пути к национальному ИИ

Разработка современного ИИ – задача чрезвычайно сложная, особенно для страны, не относящейся к технологическим сверхдержавам. Ниже мы перечислим главные вызовы, с которыми сталкивается Узбекистан в стремлении построить свой ИИ, и приведем обоснованные факты:

Огромная стоимость и вычислительные ресурсы. Обучение передовых больших языковых моделей требует колоссальных вычислительных мощностей и денег. Так, обучение модели GPT-3 (175 млрд параметров) обошлось по разным оценкам от $500 тыс. до $4,6 млн только на аренду облачных GPU. А создание еще более продвинутого GPT-4 потребовало уже десятки миллионов – по словам главы OpenAI Сэма Альтмана, тренировка GPT-4 стоила более $100 млн. Отдельные источники оценивают чисто вычислительные затраты на GPT-4 в ~$78 млн. Другие компании тоже тратят баснословные суммы: например, предполагается, что новая модель Google Gemini (сотни миллиардов параметров) может стоить около $191 млн за один цикл обучения. Помимо денег, нужны тысячи топовых GPU. NVIDIA сообщала, что для тренировки экспериментальной модели с 1,8 трлн параметров потребовалось 25 000 видеокарт поколения A100 и 3-5 месяцев времени. Даже на более новых ускорителях H100 пришлось бы задействовать 8 000 штук в течение 90 дней. Ясно, что большинство организаций (и тем более государств с ограниченным бюджетом) не могут позволить себе собрать или арендовать такой кластер. Узбекистан, конечно, не собирается сразу делать модель масштаба GPT-4, но даже тренировка более скромной LLM на миллиарды параметров – дорогое удовольствие. Приходится искать компромиссы: использовать открытые модели, обученные мировым сообществом, и дообучать их на узбекских данных; наращивать мощности постепенно; возможно, привлекать партнеров. К счастью, существует тенденция к открытой науке: например, в 2022 году международный проект BigScience выпустил открытую модель BLOOM (176 млрд параметров), обученную на 46 языках, включая и узбекский. Код и данные BLOOM доступны свободно, что дает странам вроде Узбекистана шанс не начать с нуля, а взять за основу открытый алгоритм. В целом, стратегия должна быть прагматичной: вероятно, на первых порах стоит ограничиться моделями среднего размера, ориентированными на узбекский язык и конкретные задачи (что значительно снизит требования к вычислениям), либо воспользоваться услугами крупных облачных провайдеров на особых условиях. Долгосрочная цель – все же развить собственный дата-центр (что уже делается) и парк GPU, но при этом не тратить сотни миллионов впустую, а рационально использовать имеющееся железо.

Дефицит квалифицированных специалистов. Кадры решают все, особенно в высокотехнологичной сфере. Здесь Узбекистан сталкивается с глобальной проблемой: во всем мире спрос на специалистов по ИИ сильно превышает предложение. По данным HR-аналитики, 75% европейских компаний в 2023 году испытывали трудности с наймом AI-специалистов. США и Китай активно “высасывают” талантливых инженеров со всей планеты, предлагая лучшие условия. Для развивающихся стран характерна “утечка мозгов”: перспективные выпускники из Индии, Нигерии, Восточной Европы нередко эмигрируют в Кремниевую долину, Лондон, Берлин, где выше зарплаты и больше передовых проектов. Узбекистан – не исключение. Многих толковых программистов и математиков привлекают ведущие зарубежные фирмы. Даже внутри региона конкуренция усиливается: богатые нефтегазом государства (Казахстан, ОАЭ) стремятся стать центрами притяжения IT-кадров, предлагая щедрые гранты и высокие оклады. Таким образом, острая нехватка местных кадров может тормозить реализацию национального ИИ. Правительство осознает это – недаром запущена программа обучения 1 миллиона ИТ-специалистов совместно с Эмиратами. Вероятно, сюда входят массовые онлайн-курсы, образовательные центры и т.д. Кроме того, важна обстановка и стимулы: нужно создавать высокотехнологичные рабочие места внутри страны, поддерживать AI-стартапы, чтобы талантливая молодежь видела перспективу на родине. Уже появляются положительные сигналы: например, CEO компании Data Volt, строящей дата-центры в Узбекистане, отметил, что местный кадровый потенциал в энергетике и IT делает страну естественным претендентом на лидерство в цифровой революции региона. Тем не менее, потребность в кадрах не ограничивается программистами – нужны исследователи в области машинного обучения, лингвисты для языковых моделей, специалисты по разметке данных, менеджеры проектов и т.д. В известном смысле, подготовка кадров – более сложная задача, чем покупка оборудования, и ее решение потребует не одного года.

Ограниченность датасетов на узбекском языке. Как уже упоминалось, качество языковой модели напрямую зависит от объема и разнообразия данных, на которых она обучена. Для английского или китайского языка доступны триллионы слов текста – книги, статьи, сайты, форумы. Для узбекского языка в цифровой форме данных значительно меньше. Это исторически связано с тем, что большая часть научного и литературного наследия Узбекистана не была оцифрована, да и Интернет на узбекском начал активно развиваться сравнительно недавно. Кроме того, узбекский существует в двух письменных формах – латинице и кириллице, что усложняет сбор целостного корпуса (хотя современные модели способны учитывать оба алфавита). Следствием недостатка данных являются курьезы и ошибки моделей: например, визуальные генераторы рисовали шаблонных «узбеков» в национальной одежде, а языковые модели порой строят фразы с кальками и ошибками, не улавливают тонкие нюансы грамматики или не знают значений многих местных терминов. Чтобы узбекский язык был на равных в мире ИИ, необходимо масштабное оцифрование. Это подразумевает: создание электронных библиотек узбекской классической литературы, перевод на цифру рукописей и исторических документов, сбор устных рассказов и фольклора в аудиоформате, развитие национального сегмента интернета (больше качественных сайтов, блогов, медиа на узбекском). К счастью, понимание этой задачи есть – как мы видели, государство поддерживает Википедию и другие проекты. Отдельно можно упомянуть инициативу по распространению узбекского контента глобально: разработчики нацмодели заявили, что собранные уникальные узбекские датасеты они планируют передавать крупнейшим разработчикам LLM, чтобы будущие мировые модели тоже учитывали узбекский взгляд. Это мудрый подход: вместо изоляции – вклад в общую копилку знаний. Тем не менее, качество данных – тоже вызов. Нужно не только количество, но и то, чтобы данные отражали современные нормы языка (учитывали молодежный сленг, новые термины), были очищены от предубеждений. Придется привлекать филологов, историков для разметки и проверки данных. Также стоит учесть, что для хорошего понимания языка модели должны “читать” параллельно тексты на других языках – ведь узбекский содержит много заимствований из персидского, арабского, русского. Значит, и мультиязычные корпуса пригодятся. В целом, прорыв в данных – необходимое условие для успеха узбекоязычного ИИ.

Энергетические и климатические ограничения. Разворачивая крупные вычислительные мощности, нельзя игнорировать их влияние на инфраструктуру и экологию. Современные дата-центры потребляют огромное количество электроэнергии и воды для охлаждения серверов. По оценкам Bloomberg, в США около двух третей новых дата-центров (с 2022 года) строятся в регионах уже испытывающих дефицит воды. Серверные фермы конкурируют за водные ресурсы с местным населением и сельским хозяйством. В ряде стран уже были случаи протестов и ограничений: Нидерланды, Чили, Уругвай – жители выступали против расхода миллионов литров воды дата-центрами, когда самим не хватает. Для Узбекистана, значительная часть территории которого – засушливые степи и пустыни, вопрос воды и энергии стоит остро. Летом в некоторых регионах ощущается нехватка электричества, вода – на вес золота для орошения земель. Если строить крупные ЦОДы (центры обработки данных) без учета экологии, это может усугубить ситуацию. Однако есть пути решения: переход на зеленую энергетику и инновационные системы охлаждения. Упомянутый проект Data Volt, реализуемый в Узбекистане, как раз ориентирован на устойчивое развитие дата-центров. Планируется использовать солнечную энергию днем и ветровую ночью, с накоплением излишков в батареях. Для охлаждения внедряют современные технологии – сочетание воздушного и жидкостного охлаждения, чтобы справиться с высокоплотными стойками серверов. Это пилотный проект (€185 млн в Ташкенте), за которым последуют еще более крупные площадки – в Бухаре (планируемые инвестиции €2,8 млрд) и в новом “умном городе” под Ташкентом. Общий объем инвестиций Data Volt превысит €4,6 млрд за 5 лет. Такие вложения свидетельствуют, что Узбекистан нацелен стать крупным игроком в сфере дата-инфраструктуры, но при этом старается не «сломать планету». Если эти планы удастся реализовать, то страна получит мощную базу для ИИ без критического ущерба для экологии. Тем не менее, контроль за потреблением ресурсов должен быть постоянным. Нужно просчитывать, хватит ли генерирующих мощностей, каковы риски для водоснабжения. Возможно, имеет смысл размещать самые энергоемкие вычисления не в засушливых областях, а ближе к источникам гидроэнергии или другим странам (например, партнерство с более водообеспеченными соседями). В общем, баланс между технологическим прогрессом и устойчивостью – еще один немаловажный вызов.

Технические риски и качество разработки. Создание собственной большой модели ИИ – нетривиальная научно-инженерная задача. Есть риск, что при недостаточном опыте результат окажется слабее ожиданий: модель может страдать от неточности, предвзятости или ограниченной функциональности. Нельзя исключать и неудачные попытки, когда большие средства потрачены, а модель не способна конкурировать даже со свободно доступными аналогами. Чтобы этого избежать, важно с самого начала привлекать к проекту широкое экспертное сообщество, возможно, сотрудничать с зарубежными университетами, проводить независимые тестирования. Узбекистан уже демонстрирует открытость – как отмечалось, уникальные данные планируется делиться с мировыми центрами разработки ИИ. Следует также заимствовать лучшие практики: обучать модель соблюдать этические нормы, фильтровать токсичный контент, избегать дискриминационных ответов. Иными словами, помимо лингвистической и фактологической корректности, национальный ИИ должен быть безопасным и ответственным. Это требует внедрения процедур аудита алгоритмов, привлечения юристов, психологов для оценки воздействия. Все эти аспекты добавляют сложности, но их нельзя игнорировать, иначе общество может не принять новый ИИ или, хуже, он принесет вред (например, распространит неправильные медицинские советы).

Суммируя: вызовы масштабны, но не непосильны. Грамотное стратегическое планирование, международное сотрудничество и опора на сильные стороны страны (ее солнечный климат для возобновляемой энергии, молодое население, поддержка руководства) способны шаг за шагом преодолеть эти трудности.

Риски зависимости от иностранных ИИ

Рассмотрев собственный путь, важно оценить и обратный сценарий: что если Узбекистан не будет развивать свой ИИ, а целиком полагаться на зарубежные решения? Такой подход тоже имеет плюсы – не нужны расходы на R&D, можно сразу пользоваться передовыми продуктами из Кремниевой долины или Китая. Однако минусы и риски заметно перевешивают. Вот основные из них:

Утечка данных и конфиденциальность. Пользуясь чужими ИИ-сервисами, вы неизбежно отправляете им свои данные. Например, компания OpenAI (создатель ChatGPT) прямо указывает в политике конфиденциальности, что переписки пользователей не являются полностью приватными. Автоматические системы мониторят содержимое запросов, и если обнаружат, скажем, признаки насилия или преступных намерений, эти чаты передаются команде модераторов, а при необходимости – правоохранительным органам. В сентябре 2025 года OpenAI официально подтвердила, что при выявлении угроз жизни информация из ChatGPT может быть передана в полицию. С этической точки зрения это объяснимо (предотвращение инцидентов), но факт остается: диалог с ИИ не равен разговору со священником на исповеди. По сути, все сказанное заносится в цифровой журнал, который хранится за границей. Для узбекских пользователей это означает, что личные сведения (от коммерческих тайн компаний до приватных переживаний граждан) могут оказаться на серверах в США или Европе и при определенных условиях доступны третьим лицам. Даже если доверять добросовестности зарубежных компаний, они подчиняются законам своих стран. Например, американские фирмы могут по запросу спецслужб предоставить данные о пользователях – были прецеденты с облачными хранилищами и почтовыми сервисами. Таким образом, полная зависимость от иностранного ИИ ставит под вопрос цифровую независимость страны: значимые массивы информации (в том числе на узбекском языке) будут концентрироваться вне национальной юрисдикции.

Возможность внешнего манипулирования. Общественное сознание все больше формируется цифровыми каналами – соцсетями, поисковиками, рекомендательными лентами. Если все эти системы работают на алгоритмах, разработанных и обученных вне Узбекистана, существует риск (пусть гипотетический), что их настройки могут кому-то позволить влиять на аудиторию. История знает примеры, когда через соцсети пытались влиять на выборы или разжигать протесты в различных странах. С продвинутым ИИ такая угроза может вырасти: представьте, что голосовые помощники или чат-боты, популярные среди узбекских пользователей, будут давать подсознательные подсказки определенного толка. Например, в ответах на политически чувствительные вопросы – занимать позицию, выгодную не местному обществу, а чьим-то внешним интересам. Или продвигать чужие культурные нормы, постепенно вытесняя национальную идентичность. Это сценарий “мягкой силы” через ИИ, и ряд экспертов предупреждают о возможности появления “алгоритмического неоколониализма”, когда развитые страны распространяют свои ценности и взгляды посредством технологий ИИ. Конечно, крупные компании декларируют нейтральность и этичность своих моделей, но любая модель обучена на определенных данных, которые несут в себе заложенные установки. Если узбекские реалии мало представлены в этих данных, модель невольно проводит вестернизацию контента. Не зря Китай, к примеру, закрыл доступ к непроверенным иностранным ИИ, предпочитая продвигать свои аналоги – они открыто заявляют, что это необходимо для идеологической безопасности. Узбекистан – открытая страна, такие крайние меры, вероятно, не рассматриваются. Однако давать альтернативу своим гражданам в виде национальных ИИ-сервисов – разумно. Когда у людей есть выбор, они меньше подвержены монопольному влиянию одной платформы. Блокировать или запрещать чужие нейросети бессмысленно (и практически трудно), а вот создать конкурентоспособные локальные продукты – вполне реальная стратегия защиты суверенитета мнений.

Отставание в технологиях и экономическая зависимость. Если не развивать свою экспертизу, страна рискует навсегда остаться только потребителем чужих технологий. Это ведет к упущенной выгоде и зависимому положению. Во-первых, придется постоянно платить за лицензии, доступ к API, облачные вычисления – деньги будут утекать за рубеж. Во-вторых, местные компании не нарастят компетенции и не смогут конкурировать на внешних рынках. Сегодня на фоне ажиотажа вокруг ИИ наблюдается неравномерность развития: около 165 стран мира рискуют навсегда потерять цифровой суверенитет, потому что лишь менее 30 государств активно развивают собственные возможности ИИ. Те, кто опоздают, будут вынуждены закупать решения у технологических гегемонов, подобно тому как бедные страны зависят от импорта промышленного оборудования. Для Узбекистана, стремящегося к модернизации экономики, важно не упустить “ИИ-поезд”. К тому же свои ИИ-разработки – это экспортный потенциал. Уже сейчас соседи по региону проявляют интерес к совместным инициативам: Киргизстан предлагает создать региональный хаб ИИ в рамках ЕАЭС. Казахстан открывает Международный центр ИИ в Астане, нацеленный объединить IT-компании, лаборатории, стартапы. Если Узбекистан не будет инвестировать, он рискует отстать даже от соседей, хотя у него есть все данные (в прямом и переносном смысле) возглавить региональный прогресс. И наоборот, развивая ИИ сейчас, Узбекистан закладывает фундамент для технологического лидерства в Центральной Азии, что может конвертироваться в экономическое влияние и политические очки.

Юридические и этические несоответствия. Зарубежные ИИ-сервисы разработаны с учетом законодательства своих стран. Ответственность за контент, вопросы приватности, ограничения – все это регулируется, скажем, американскими или европейскими нормами. Однако эти нормы могут не полностью соответствовать правовой системе Узбекистана или культурным особенностям. Например, западные модели свободы слова допускают содержание, которое в Узбекистане сочли бы неприемлемым, либо наоборот – могут блокировать высказывания, которые для местной аудитории являются нормой. Если все ИИ-инструменты идут “из коробки” откуда-то, у национальных регуляторов практически не остается рычагов влияния. Уже сейчас Евросоюз обеспокоен таким положением: обсуждается регулирование ИИ на уровне ЕС, чтобы не зависеть лишь от правил, установленных Кремниевой долиной. Узбекистану важно иметь возможность встроить национальные законы и ценности в работу ИИ. Это возможно только если ИИ-платформы подотчетны местным властям – т.е. либо принадлежат отечественным организациям, либо иностранные компании локализуют свои сервисы в стране и подчиняются требованиям. Второе более сложно и пока из области пожеланий. Значит, развивать свои аналоги – наиболее гарантированный путь соблюдать правовой суверенитет. Пользователи, пользуясь отечественным ИИ, будут защищены родным законодательством, а не пользовательскими соглашениями на чужом языке.

Подводя итог: полная зависимость от иностранного ИИ опасна сочетанием потери контроля над данными, потенциального культурного влияния извне и упущенных возможностей для развития. Конечно, это не означает изоляции – зарубежные достижения нужно и полезно использовать, но на своих условиях и дополняя их локальными инициативами. Ниже мы рассмотрим, как может выглядеть такой сбалансированный подход.

Альтернативные подходы: сотрудничество и комбинированная стратегия

Между крайностями – “только свой ИИ” и “только чужой ИИ” – существует золотая середина. Узбекистан может выбрать путь, который сочетает национальные интересы с выгодами глобальной кооперации. Вот несколько возможных тактик:

Адаптация и дообучение открытых моделей. Как отмечалось, мировое сообщество ИИ-исследователей движется к открытости. Помимо проекта BLOOM, появляются и новые мультиъязычные модели с открытым кодом – например, модель LLaMA от Meta (65 млрд параметров) стала доступна ученым, а на ее основе энтузиасты создали русскоязычные и другие версии. В 2023 году французский стартап Mistral представил 7-миллиардную open-source модель, в которую легко внести дополнительные данные. Для Узбекистана логично воспользоваться этой тенденцией: взять лучшую доступную архитектуру и обучить ее на узбекском корпусе. Такой подход намного дешевле, чем создавать нейросеть с нуля, и уже используется другими странами. К примеру, в 2023 году ОАЭ (не желая зависеть только от англоязычных GPT) выпустили свою модель Falcon – ее обучали на основе наработок BigScience, и теперь она открыто доступна и входит в число лучших по качеству среди открытых моделей. Узбекистан может либо подключиться к консорциумам типа BigScience 2.0, где совместно тренируются мульти-языковые модели, либо локально доучивать существующие. Благо, национальный датасет уже собирается, осталось применить его на практике. Такой комбинированный путь – собственный контент + мировые алгоритмы – позволит получить мощный инструмент при относительно скромных затратах.

Международное сотрудничество и партнёрства. Нет необходимости замыкаться в себе при разработке национального ИИ. Наоборот, сотрудничество с лидерами отрасли может ускорить прогресс. Хороший пример – Исландия, язык которой находится под угрозой в цифровую эпоху (носителей всего ~350 тыс.). Исландское правительство поняло, что крупные корпорации не будут тратить ресурсы на оптимизацию под такой маленький язык, поэтому создало программу по сотрудничеству с вузами и компаниями. В 2023 году Исландия объявила о партнерстве с OpenAI: она тестирует GPT-4 на переводах и обучении исландскому языку. Цель – улучшить способность модели понимать исландский, тем самым сохранить его в цифровом будущем. Узбекистан, с куда большим населением (~36 млн говорящих), тоже может привлечь внимание мировых AI-компаний. Например, инициатива OpenAI для стран уже существует – OpenAI предложила правительствам помощь в создании суверенных возможностей ИИ при поддержке (и в координации с) властями США. Среди первых участников – ОАЭ и Эстония. Следует тщательно продумать условия таких партнерств, чтобы они не превратились в скрытую зависимость, но полностью отмахиваться от них не стоит. Кроме того, можно сотрудничать на уровне образования и исследований: отправлять узбекских студентов в ведущие AI-центры (Силиконовую долину, лаборатории Европы, Сингапур) с условием возврата и работы на родине, приглашать зарубежных экспертов читать лекции в местных университетах, проводить совместные хакатоны и конференции. В регионе Центральной Азии целесообразно наладить обмен опытом – возможно, создать общий центр компетенций ИИ. Упомянутые инициативы Казахстана и Киргизии (AI-хабы) могут быть не конкурентами, а союзниками, где Узбекистан займет лидерскую роль, учитывая его ресурсы и население. Совместные стандарты и проекты снизят нагрузку на каждую страну и помогут конкурировать глобально.

Фокус на прикладном использовании существующих ИИ. Параллельно с развитием фундаментальной модели следует активно внедрять готовые ИИ-решения для насущных нужд. Тут нет противоречия: пока идет кропотливая работа над национальной LLM, можно получать отдачу от уже имеющихся технологий. Например, использовать сервисы компьютерного зрения от мировых лидеров (Microsoft, Google) для анализа снимков в медицине – это спасет жизни уже сейчас. Или применять системы машинного обучения для прогнозирования землетрясений и наводнений, что критично для безопасности. В образовании можно задействовать версии ChatGPT (с нужными фильтрами) как ассистента для учителей и учеников – конечно, при адаптации на русский/узбекский. Такой прагматичный подход позволяет привыкнуть обществу к ИИ, выявить лучшие кейсы, где он приносит пользу. В будущем, когда появится своя модель, накопленный опыт применения поможет быстрее внедрить ее повсеместно. Главное – не ждать пассивно, а уже сейчас развивать рынок ИИ-приложений. Государство может стимулировать пилотные проекты в агросекторе, транспортной логистике, здравоохранении с использованием ИИ (частично это происходит, как мы видели). Чем больше реальных успешных кейсов, тем легче обосновать дальнейшие инвестиции и обучить новые кадры (они будут учиться на практических задачах, а не только теории).

Регулирование и открытая экосистема. Еще один компонент – создание правильной среды для развития ИИ. Нужно продумать законодательство: например, вопросы ответственности за решения, принимаемые ИИ; защиту персональных данных в проектах ИИ; сертификацию безопасных приложений (особенно если ИИ будет использоваться в образовании или медицине). Тут полезно ориентироваться на европейский опыт – ЕС разрабатывает Акт об искусственном интеллекте, классифицируя системы по уровню риска. Узбекистан может адаптировать эти подходы, чтобы изначально задать высокие стандарты. Одновременно следует избегать чрезмерных барьеров для инноваций. Пока технология находится в становлении, важно не душить ее излишним контролем. Например, предоставить исследователям доступ к обезличенным государственным данным (в области транспорта, демографии) для разработки алгоритмов – это будет “открытые данные” для науки. Стимулировать бизнес через налоговые льготы на R&D в ИИ-сфере, через гранты стартапам. Иными словами, выстроить экосистему, где и государственные институты, и частный сектор, и университеты совместно работают над ИИ, а не каждый сам по себе. В такой атмосфере куда выше шанс, что национальный ИИ-проект будет успешным и живучим.

В целом, комбинированная стратегия сводится к следующему: использовать лучшее из внешнего мира (алгоритмы, опыт, инвестиции), но при этом развивать и защищать свое (язык, данные, таланты). Это поможет получить максимальную выгоду при минимизации рисков.

Человеческий фактор и культурное наследие в эпоху ИИ

Наконец, рассмотрим философский, но очень важный аспект. По мере того как ИИ все глубже проникает в повседневность, возникает парадокс: чем больше автоматизации, тем ценнее становится все подлинно человеческое. Уже сейчас нейросети научились писать осмысленные тексты, сочинять музыку и рисовать картины. В будущем, возможно, многие типовые задачи – от журналистских новостей до оформления документов – будут выполнять алгоритмы. Как ни странно, это может повысить спрос на уникальное творчество людей.

История показывает аналогичные примеры: с появлением фотоаппарата живопись не исчезла, но изменилась роль художника – ручная живопись стала элитарнее, подчеркнуто авторской. В индустриальную эпоху, когда фабрики штамповали миллионы одинаковых вещей, ремесленные изделия ручной работы выросли в цене, превратились в предмет роскоши. Так и в век ИИ: контент, сделанный по шаблону, станет дешёвым и вездесущим, а вот то, во что вложена душа, оригинальный человеческий опыт – будет цениться на вес золота. Узбекистан может превратить этот тренд себе на благо.

Во-первых, страна известна своим богатым культурным наследием, искусством, музыкой, литературой. В условиях, когда глобальный поток информации стандартизируется алгоритмами, аутентичная узбекская культура может выделяться и привлекать искушенную аудиторию. Туристы будущего, пресыщенные цифровыми развлечениями, вероятно, будут искать “человечность” – живое общение, традиционные ремесла, национальную кухню, искреннее гостеприимство. Узбекистан, сохранивший во многом патриархальную душевность, может стать такой колыбелью подлинных впечатлений. Это не противоречит развитию технологий – скорее, дополняет его. Представьте: высокотехнологичная страна, где ИИ помогает эффективно управлять хозяйством, но при этом повсеместно поддерживается и популяризируется национальная культура. ИИ мог бы даже стать инструментом для этого: например, виртуальный гид по музею, говорящий голосом великого поэта, или приложение дополненной реальности, показывающее древние города глазами их жителей.

Во-вторых, сохранение человеческого в человеке – задача психологическая. Повсеместная цифровизация несет риск отчуждения, когда люди перестают развивать навыки, полагаясь на машины. Чтобы этому противостоять, нужно акцентировать ценность творчества, критического мышления, эмпатии – того, где ИИ не может заменить нас. Узбекистанская система образования и общественные институты могли бы целенаправленно воспитывать в молодежи уважение к своим корням, к творчеству. Например, поощрять изучение национальных музыкальных инструментов наряду с программированием, проведение творческих конкурсов с использованием ИИ (где ИИ – помощник, а не сам участник). Так страна получит поколение, которое умеет работать с технологиями, но сохраняет свой голос и душу.

Мировые мыслители уже бьют тревогу: «В эпоху ИИ мы обязаны защитить человеческое творчество как природный ресурс», пишет один из обозревателей. Искусственный интеллект ставит вопросы о природе нашего креативного начала и требует найти баланс между автоматизацией и уникальным вкладом человека. Как отмечает Всемирный экономический форум, технологическое ускорение лишь подчеркивает уникальную ценность человеческой интуиции, эмоций и воображения. Задача – использовать ИИ как инструмент расширения возможностей, а не замену. Искусство и культура становятся той сферой, где человек всегда будет впереди: машины могут сымитировать стиль, но не переживание. Поэтому сохранение традиционных ремесел, народной музыки, семейных ценностей – это не ретроградство, а стратегический ресурс для будущего. Как образно сказано, сочетание технологического прогресса с богатым полотном человеческой креативности приведет к более разнообразному и устойчивому будущему.

Таким образом, параллельно с созданием суперсовременных нейросетей Узбекистану важно поддерживать свою “душу” – язык, культуру, творчество. Тогда национальный ИИ станет не бездушной машиной, а действительно отражением народа – со всеми его знаниями, ценностями и стремлениями. А мир, вероятно, оценит этот вклад: в глобальном цифровом хоре узбекский голос прозвучит ярко и самобытно.

Выводы и рекомендации

Подводя итог всему вышесказанному, вернемся к главному вопросу: нужен ли Узбекистану свой искусственный интеллект? Совокупный анализ показывает: да, нужен. В эпоху, когда ИИ становится фактором экономического роста, инструментом власти и влияния, отсутствие собственных компетенций в этой области грозит отставанием и зависимостью. Национальный ИИ не является прихотью или данью моде – это стратегическая необходимость для цифрового суверенитета, сохранения культурной идентичности и обеспечения конкурентоспособности страны в будущем.

Узбекистан уже сделал шаги в правильном направлении, утвердив стратегию развития ИИ до 2030 года и начав проект национальной языковой модели. Эти инициативы соответствуют мировым тенденциям: крупные и малые государства осознают ценность контроля над данными и алгоритмами. Однако впереди долгий путь, требующий взвешенного и умного подхода.

Что важно учесть при движении к собственному ИИ:

Не действовать в одиночку. Использовать силу партнерств – будь то открытые международные проекты по ИИ или двустороннее сотрудничество с лидерами. Это позволит сэкономить ресурсы и ускорить прогресс, избегая уже известных ошибок других. Пример Исландии показывает, что даже небольшая нация может успешно сотрудничать с AI-гигантами ради сохранения языка. Узбекистан с его масштабом тем более может привлечь интерес и поддержку (в том числе финансовую) глобальных игроков – но важно выстраивать такие отношения на взаимовыгодной и суверенной основе.

Инвестировать в людей. Безусловный приоритет – образование и удержание кадров. Нужно продолжать программы массового обучения ИТ и ИИ, развивать центры компетенций в вузах, привлекать диаспору айтишников возвращаться на интересные проекты. Одновременно – создавать условия (экономические и социальные), чтобы специалисты не стремились уехать. Здесь поможет рост внутреннего рынка IT-услуг, технопарки, налоговые льготы инновационному бизнесу. Человеческий капитал – главная ценность в ИИ-секторе, и его надо наращивать, иначе дорогое оборудование будет пылиться без достойного применения.

Наращивать национальные данные. Продолжить и расширить оцифровку всего, что можно: от классической литературы и исторических хроник до современных научных журналов, телевидения и разговорной речи. Особое внимание – узбекскому языку (во всех диалектах и письменностях), а также другим языкам Узбекистана. Создать масштабные двуязычные корпуса (узбекско-английский, узбекско-русский и т.д.) для машинного перевода. Открыть данные госорганов (не чувствительные) для исследователей, стимулировать компании делиться анонимизированными данными ради общего дела. Чем богаче и разнообразнее будет «топливо» для ИИ, тем умнее и полезнее он окажется.

Развивать инфраструктуру устойчиво. При строительстве дата-центров и покупке оборудования учитывать долгосрочные издержки. Делать ставку на энергосберегающие технологии и возобновляемую энергетику для питания вычислительных кластеров. Узбекистан с его солнечным климатом и просторными территориями имеет шанс обеспечить свои ИИ-мощности зеленой энергией, как это задумано в проекте TIIF-2025. Это не только снизит операционные расходы в будущем, но и привлечет экологически сознательных инвесторов. Также продумывать размещение центров – возможно, часть нагрузок выносить в вечерние часы, использовать умные системы охлаждения, чтобы минимизировать расход драгоценной воды. Симбиоз “ИИ + зелёные технологии” должен стать визитной карточкой, тогда развитие ИИ не будет идти вразрез с другими стратегическими целями (как климатическая устойчивость, обеспечение населения водой и энергией).

Регулировать ответственно. Уже сейчас закладывать законодательные рамки для ИИ. Создать этический кодекс разработки и применения ИИ в Узбекистане, возможно – национальную комиссию или совет по этике ИИ. Ввести стандарты прозрачности: например, если государственный орган использует алгоритм для принятия решений, гражданин должен иметь право знать об этом и обжаловать решение у человека. Следить за гармонизацией с международными нормами (GDPR – при работе с данными, европейский AI Act – по классификации рисков и т.д.). Регулирование должно защищать граждан (от дискриминации алгоритмами, от нарушения приватности), но не душить инновации на корню. Найти этот баланс помогут консультации с экспертами и гибкий подход – возможно, сначала “мягкое” регулирование (рекомендации, песочницы для испытаний), с постепенным ужесточением по мере развития технологий.

Сохранять культурный вектор. В погоне за технологическим прорывом не забыть о душе нации. Встроить компоненты поддержки культуры в проекты ИИ: например, обучать модель на лучших образцах узбекской литературы, чтобы стиль ответов не засорял язык, а обогащал. Развивать приложения на стыке ИИ и культуры – виртуальные музеи, переводчики для туристов с элементами истории, игры для детей с национальными персонажами на базе ИИ. Поощрять творчество, использующее ИИ, – пусть молодежь делает музыкальные миксы с народными мелодиями через нейросети, либо рисует анимации национальных сказок с помощью генераторов. Человек и ИИ в творчестве – не враги, а союзники, если правильно задать направление. Так узбекский народ сможет и технологически продвинуться, и свою самобытность возвысить на новый уровень.

В заключение отметим: перед Узбекистаном открывается уникальная возможность. Вступая в новую эру – эру искусственного интеллекта – страна способна совместить лучшего из двух миров. С одной стороны, войти в число прогрессивных наций, овладевших передовыми технологиями и улучшивших жизнь своего населения с их помощью. С другой – стать примером гуманного, душевного развития, где технологии служат людям, а не подменяют их. Создание собственного ИИ – не самоцель, а средство обеспечить устойчивое, безопасное и процветающее будущее, опирающееся на богатое наследие прошлого. Узбекистану нужен свой искусственный интеллект, чтобы уверенно идти вперед, сохраняя свою идентичность и достоинство в глобальном цифровом мире.

Кликайте по номерам ссылок в тексте, чтобы сразу переходить к источникам. Список ниже — база для самостоятельной проверки.

Источники

[1] Kun.uz – “Uzbekistan to develop national AI language model to preserve cultural identity and ensure digital sovereignty” (06.08.2025).

[2] News Central Asia – “Artificial Intelligence in Central Asia: strategies, initiatives, prospects” (03.02.2025).

[3] Bloomberg – “AI Is Draining Water From Areas That Need It Most” (08.05.2025).

[4] Euronews – “Pilot project to launch €185m sustainable data centre in Uzbekistan” (12.06.2025).

[5] Rest of World – “The myth of sovereign AI: Countries rely on U.S. and Chinese tech” (12.09.2025).

[6] Iymun.net – “The AI Power Divide: How Can Developing Countries Keep Up?” (2023).

[7] Storyboard18 – “ChatGPT privacy questioned as OpenAI confirms police access in extreme cases” (01.09.2025).

[8] Central.asia-news – “Uzbek-language Wikipedia lets millions of users find information in Uzbek” (16.08.2023).

[9] Cudo Compute – “What is the cost of training large language models?” (12.05.2025).

[10] World Economic Forum – “The art of being human: Creativity’s role in the ‘intelligent age’” (20.12.2024).

[11] Prospect Journal – “Digital Linguistic Extinction: The Icelandic Counter-Effort” (03.05.2023).

[12] Chinese and U.S. tech is keeps countries dependent on foreign AI - Rest of World

[13] The AI Power Divide: How Can Developing Countries Keep Up? - iymun.net

[14] Uzbekistan to develop national AI language model to preserve cultural identity and ensure digital sovereignty

[15] Artificial Intelligence in Central Asia: strategies, initiatives, prospects - News Central Asia (nCa)

[16] Uzbek-language Wikipedia lets millions of users find information in Uzbek

[17] Timekettle M3 Voice Language Translator Earbuds/Earpieces

[18] Amazon.com : AI Translation Earbuds Real Time, 164 Language ...

[19] GIS Transforms Water Resource Management in Uzbekistan | Case Study

[20] Harnessing AI for development: Uzbekistan's progress towards ...

[21] Pilot project to launch €185m sustainable data centre in Uzbekistan | Euronews

[22] What is the cost of training large language models?

[23] BLOOM (language model) - Wikipedia

[24] AI Recruitment in 2025: How to Attract and Hire Top Talent

[25] The Race for AI Talent in Europe: Hiring & Recruiting Challenges

[26] Top 5 EU Countries Facing AI Skill Shortages

[27] How AI Demand Is Draining Local Water Supplies

[28] ChatGPT privacy questioned as OpenAI confirms police access in extreme cases

[29] 165 nations risk losing their digital sovereignty. Here's what's at stake.

[30] The geopolitics of AI and the rise of digital sovereignty | Brookings

[31] Digital Linguistic Extinction: The Icelandic Counter-Effort — Prospect Journal

[32] In the age of AI, we must protect human creativity as a natural resource

[33] The art of being human: Creativity's role in the digital age | World Economic Forum

3589